«Вот еще чистая душа, как у Виканы. У шака нет будущего, нет семьи, детей и родителей. Судьба шака — беспросветный труд на хозяина до самой смерти, у него даже нет надежды на счастье. Несмотря на это, он готов, не задумываясь, отдать за меня и так короткую жизнь. Среди шаков не бывает стариков, хозяева убивают раба, ставшего бесполезным, поэтому среди них нет даже сорокалетних».
Караван просыпался, и началась обычная утренняя суета. Я пошел умываться к колодцу, возле которого меня догнал Колин.
— Ты почему не разбудил смену и дежурил всю ночь один? — начал возмущенно хуман.
— Успокойся, все нормально, я — истинный высокородный, и мне не обязательно спать каждый день. Ночью я все равно не заснул бы, а так все выспались.
— Это ты из-за Виканы так возбудился? — стал подшучивать Колин.
— Прекрати говорить ерунду, лучше полей мне на руки, — оборвал я хумана.
За умыванием последовал завтрак, и караван вытянулся на дорогу. Мы так же неспешно, как и вчера, двинулись к горизонту.
— Сколько нам так плестись? — спросил я проводника.
— Еще шесть дней, — был ответ афра.
День в точности повторил вчерашний. В полдень мы остановились на искусственной поляне в джунглях, а после обеда отправились в путь к стоянке в следующей деревне. Вечером караван втянулся за частокол, и нас навестил вождь очередной деревни. Я заплатил ему те же пять империалов, а Первый занялся закупками товаров у женщин.
После ужина Колин не дал мне заступить на дежурство и залез на вышку сам. Я лег на ковер под навесом и, положив голову на седло, занялся сканированием обстановки вокруг стоянки. Рядом со мной легла Викана и спросила разрешения ночевать возле меня.
— Зачем спрашиваешь, ты уже лежишь рядом. Неужели я могу тебя прогнать?
— А вдруг ты не захочешь, чтобы я спала рядом?
— Не говори глупостей, спи лучше!
— Ингар, расскажи мне еще легенду из вашего мира, ну пожалуйста, — заканючила гвельфийка.
— Ты опять рыдать будешь и всех всполошишь.
— Нет, я не буду больше плакать.
— Про что рассказать тебе легенду?
— Про красивую-красивую любовь, — мечтательно произнесла Викана.
— Ладно, будет тебе про любовь, — лукаво произнес я. — Только эта история очень грустная.
— Я люблю грустные истории про любовь. Я, слушая такие истории, даже плачу.
— Ну вот, а обещала не плакать.
— Ингар, я потихонечку буду плакать, никто не услышит.
— Тогда возьми носовой платок, и побольше, — предупредил я. — Это легенда о Ромео и Джульетте.
В школе и на первых курсах института я посещал драмкружок, а потом студенческий театр. В юности у меня были дурные мечты стать актером, но, познакомившись с этой профессией поближе, я эту мечту закопал поглубже. Мне доводилось играть в нескольких спектаклях второстепенные роли. В «Ромео и Джульетте» я играл Меркуцио, в «Гамлете» — Лаэрта. Эти роли мне доставались не за мои выдающиеся таланты, а за умение фехтовать. У меня были серьезные подозрения, что вся моя актерская карьера базировалась лишь на этом умении. В результате многолетнего посещения драмкружка я был хорошо знаком со всеми театральными шедеврами, а «Ромео и Джульетту» практически знал наизусть.
Я погрузился в транс и вызвал мысленный образ величайшего произведения всех времен и народов. Это не была демонстрация голливудской поделки или театрального представления, это было сочинение на заданную тему. Не знаю почему, но в роли Ромео я представил Брэда Питта из «Трои», а Джульеттой стала молодая Анджелина Джоли.
Моя фантазия разыгралась не на шутку. Сцены из «Ромео и Джульетты» сменяли одна другую. Знакомство на карнавале, любовь с первого взгляда, первый поцелуй. Сцена на балконе и клятва верности, первая ночь любви. Тайный обряд венчания в монастыре Святого Франциска, затем гибель Меркуцио от руки Ромео и бой с Тибальтом. Страшная дуэль заканчивается смертью брата Джульетты. Потрясающая сцена в спальне перед изгнанием Ромео, первая брачная ночь. Притворная смерть Джульетты, самоубийство Ромео в склепе возле тела Джульетты. Пробуждение Джульетты и ее смерть от кинжала Ромео на его бездыханном теле.
Все это пронеслось в моем мозгу, казалось, всего за минуту, но над Геоном уже поднималось солнце. Я с трудом пришел в себя после эксперимента с Шекспиром. Образы, созданные в моем мозгу, были настолько живыми и осязаемыми, что у меня волнами проходил мороз по коже. Стихи великого поэта сами вкладывались в уста героев и звучали по-геонски или на том языке, на котором за событиями следил зритель.
Мой взгляд упал на Викану. Девушка сидела с остекленевшими глазами, оперевшись спиной на стену навеса. По лицу из глаз на воротник платья шли две засохшие дорожки от слез, искусанные губы были в крови, разорванный зубами платок лежал на коленях в левой руке. Гвельфийка находилась без сознания. Я мгновенно погрузился в транс и осмотрел ауру Виканы. Аура девушки выглядела необычно. Она не ослабла, как от истощения, она изменила свою конфигурацию. На энергетическом теле девушки появились две яркие пульсирующие области. Одна область находилась в районе сердца, другая, более яркая, — внизу живота. Энергетика гвельфийки подкачки не требовала, она оказалась даже ярче, чем обычно. Выйдя из транса, я взял разорванный платок из руки девушки и побежал за водой. Мокрый платок привел Викану в чувство.
— Что с тобой, тебе плохо? — испуганно заговорил я с девушкой.
— Нет, Ингар, мне очень хорошо. Что это было? Я смотрела эту легенду и плакала, плакала. У меня кончились слезы, и я начала кусать губы, потом разорвала зубами платок. Когда Ромео и Джульетта умерли, мне стало очень грустно и печально, но одновременно сладко и хорошо, вот здесь и здесь. Потом в животе произошел сладкий взрыв, и я потеряла сознание. Ингар, это твоя магия так действует на меня?